«Каждый человек имеет свое небо и землю, дух и плоть, внутреннее и внешнее, остаток первобытного (райского - В.М.) совершенства и хаос греховного растления. И хаос закрывает глубину сердца... а нагрешили так много, что сиявшая прежде в душе нашей печать дара Духа Святого стала засыпанною в нас, как сором каким негодным, и не видно следов ее. Наши небо и земля смешались, образовался хаос. ...Ударит, наконец, час смертный, душа разлучится с телом и пойдет на суд Божий. Тогда среди неба и ада, между Ангелами и Духами отверженными что будешь чувствовать ты, бедная душа моя?» | ||
| --«Размышления и исповедь кающегося грешника». Издание русского Пантелеимонова монастыря. 1909 г. | ||
+++
- Отец, Геннадий, вы как священник волею Божией заглядываете в самые глубины наших душ. А каждая душа - это вселенная. И, как правило, вселенная, уставшая от собственного хаоса. Но где хаос - там разрушение, и тогда наступает гибель вселенной. Преждевременные нелепые смерти, трагическая статистика самоубийств, когда на себя накладывают руки даже дети, наркомания говорят о том, как обесценилась жизнь, и прежде всего в наших собственных глазах. Люди всякими способами убегают от нее. Один ученый, который уверяет, что нашел эликсир долгожительства, сетовал недавно по радио, что россияне не бросились толпами, за его рецептом продления нашего земного существования. И неудивительно: устали люди, хватает им с лихвой и нескольких десятков лет хаоса, именуемого жизнью.
Но христианство не признает безысходности, тьмы и тем более хаоса в душах. Да, говорят святые отцы, небо и земля в нас смешались, образовали хаос, и нужны слезные воды покаяния, нужен Дух Святой, Слово Божье, нужны светила, чтобы душу - эту бесконечную вселенную нашу, очистить, омыть, заполнить светом и спасти. Для того и. стоят храмы Божий с их очищающими таинствами исповеди и покаяния. И если продолжить предыдущий наш разговор о любви к себе и ближнему, чего больше в душах кающихся наших современников - любви к себе или любви к Богу?
- В исповеди как раз и раскрывается, что человек в первую очередь болен самолюбием, тем, от которого мы должны отрешиться, о котором Господь говорит: отвергнись себя. И редко-редко кто любит себя по евангельской заповеди о любви. Мы берем сейчас лучший пример: человек все-таки пришел к исповеди. А о другом что уж говорить: там - гибель и царство дьявола.
Но здесь, казалось бы, уже исповедь, человек по доброй воле говорит о грехах. Но как он о них говорит? Он стыдится говорить о своих грехах и из ложного стыда утаивает или говорит не все и не до конца. Почему? Да потому, что любит себя. И не хочет выглядеть плохо в глазах священника. Вот это-то и есть то самолюбие и себялюбие, от которого надо отречься. Сделать это очень нелегко, ибо он сам для себя идол, поклоняется самому себе, и ему трудно распроститься с этим идолом, трудно его сокрушить, сокрушить это капище - храм языческий - внутри себя самого.
Когда христианин действительно любит себя, тогда он исповедуется беспощадно. Как, скажем, хирург, который оперирует больного и с любовью, и со знанием дела, но оперирует беспощадно, ибо жалость послужит во вред. Так же и садовник довольно беспощадно обрезает виноград, если он этого не сделает, потом не будет плода. Но такое полное беспощадное к себе исповедание почти отсутствует. Даже когда человек ничего не утаивает, он начинает говорить, оправдываясь. Он называет грех, но не столько в нем кается, сколько в нем оправдывается. И опять здесь присутствует любовь к себе - кумиру и идолу. А если б он любил себя как образ Божий, то он этих самооправданий и объяснений своего греха уже бы не приводил, а искал бы причину греха, чтобы не повторить, не согрешить вновь и тем вернуть себе утраченный образ Божий.
Или еще есть такое самооправдание: человек на исповеди приводит свой грех, а потом сам с ужасом говорит: «Даже не знаю, как это могло случиться, как я могла (мог) сделать это!» И опять самолюбие греховное, то есть человек считает, что он, конечно же, гораздо выше и лучше, но почему-то случился этот грех, даже непонятно как, вроде случайного эпизода. А случайностей в жизни нет. В ней все закономерно. И при истинном покаянии человек в подобном случае не греху своему удивится, а тому, что не сделал худшего. «Это благодать Божия удержала, потому что я на самом деле хуже, и благодарение Богу, что не сотворил я еще большего греха», - вот как должен он оценивать себя.
- Но, позвольте, разве не случается иногда, что человек действительно совершает несвойственное ему, разве он не может удивиться этому падению?
- Это гордыня. Он не знает себя. Точнее, он знает себя только хорошим и удивляется, как же случилось с ним нечто нехорошее. Но это же опять любовь к себе, к идолу, что внутри, а к нему надо быть безжалостным.
- Я поняла: надо знать ту бездну греховную, что внутри нас, всю ее опасность, чтобы не пасть. Понимаю, что и самоуничижение должно быть беспощадным. Но нет ли тут крайности? Когда святой человек в молитве, обращаясь к Богу, говорит о себе: «грешнейший наипаче всех человек», то тут я перестаю понимать. Получается, что он считает себя грешнее всякого рода откровенных подлецов, грабителей, убийц... Я не могу заподозрить его в лицемерии, но какое-то чувство протеста против такого самоуничижения в моей душе, например, рождается... Вот вы и я. Мы же разные люди?
- Так.
- Уж я-то знаю, что я грешнее вас.
- А я тоже знаю, что я грешнее вас.
- Нет уж. Я не согласна. Я уверяю, что я вас грешнее. Как бы то ни было, но человек все равно дает оценку себе, сколько в нем дьявольского и есть ли в нем Божье...
- Был такой физик - Лев Давидович Ландау, он чертил график и располагал по этому графику ученых. На первом месте у него, кажется, Эйнштейн стоял, он и себе там место нашел. После очередного научного открытия он подвигал себя выше. Вот вам человек, который считал, что он способен трезво оценивать со стороны научную значимость и ценность открытий различных ученых. И вот нашел он себя на этом графике и время от времени даже передвигал себя.
- Все выше и. выше...
- Так вы предлагаете нечто подобное. Казалось бы, такой человек, как апостол Павел, которому и принадлежат слова о том, что он «грешнейший наипаче всех человек», или другие святые, уж они-то, имея духовное звание, могли бы начертить такой же график и на нем разместить грешников и поместить себя. И тогда получается так: после какого-то духовного подвига святой передвигал бы себя - ну все, вот я теперь повыше, а после какого-то греха отбрасывал бы себя. Так и играл бы в это «лото»...
Но это, конечно же, глубоко неправославно и не по-христиански, неприемлема вот такая «трезвая» оценка себя.
Видение себя для православного человека грешнее всех других - это реальность, это не позерство, это искреннее чувствование, которое есть в душе. Я понимаю вас. Если с объективной точки зрения смотреть, в конце концов Бог расположит нас по этому «графику». Но то дело Божье. И у апостола тоже сказано, что звезда от звезды разнится... Есть такое понятие, как точка зрения. С точки зрения Божией все выглядит таким образом. С точки зрения вашей такие-то люди выглядят таким образом. Но есть еще и собственная точка зрения. Вот с собственной точки зрения христианина оценка самого себя должна быть однозначная.
Кстати, апостол Павел однажды провел оценку апостолов, и причем наподобие Ландау, нисколько не смущаясь, он себя поставил на первое место, сказав, что потрудился больше других, но потом, разумеется, добавил: «Впрочем, не я, но благодать, которая во мне». И если какое-то доброе дело через меня совершилось, то я тут же сознаю: что это не я, а благодать, которая во мне. То есть эта звездная величина не мне принадлежит, хотя звезда от звезды действительно разнится.
- Это ясно, что где свет, добро, истина, там Бог. И если все это есть в сердце человека, то оно Богом даровано и Богу принадлежит. И человеку кичиться этим грешно. Можно только порадоваться, что Бог так милосерден к тебе. Это ясно. А вот как быть со степенью греховного в себе?
- Если звездная величина мне не принадлежит, то глубина греха, в которой я очутился, это уже мое...
- Ибо грех не от Бога и. не может быть от Бога. Но грех сатанинский может быть мной отринут, а может быть принят. И он тогда действительно мой, ведь это я и только я либо сопротивляюсь ему, либо впускаю его в себя. Так ведь?
- Да. Вот почему оценка христианином самого себя однозначна и заключается в том, чтобы он познал всю тяжесть своей греховности.
Ну и еще добавлю, чтоб понятней было. Вот, допустим, вы знаете, что люди разного роста, и вы знаете, что вы не самый высокий человек и не самый низкий. Но когда вы смотрите вокруг, когда все остальные люди на расстоянии, они уже меньше вас, и получается, что самый большой человек - это вы. Почему? Потому что между вами как наблюдателем и вам как наблюдаемым расстояние - вообще ноль. Так и духовный взор: с моей точки зрения я самый большой грешник, я ближе, чем кто-либо, к себе, и мои грехи - они во всей ужасной реальности и величине - предо мной. В моих глазах самый большой грешник я. А каков я в глазах Бога и ближних - об этом мне не дано судить...
Потом не забывайте: кому больше Богом дано, с того больше и спросится. Кто-то убивал, крал, грабил. Этого, конечно же, не делал Серафим Саровский, но он говорил: «Боже, милостив буди мне, грешнику». И считал себя хуже тех разбойников, которые на него напали и его избили. Почему? А вот давайте поразмышляем.
Есть притча такая: две отроковицы попадают в рабство. Одна из них попадает к доброй госпоже, другая - к худой. Они выросли и обе сотворили одно и то же доброе дело и обе сотворили один и тот же грех. Старец спрашивает ученика: чей грех более судим Богом? Ученик верно отвечает: большим будет тот грех, который сотворила воспитанная у доброй госпожи. А чья добродетель будет более награждена? - спрашивает старец. И отвечает ученик: добродетель той, которая воспитывалась у худой госпожи. Хотя со стороны, объективно, совершенно одинаковы были у обеих грех и добродетель, но субъективно - разные. Вот так же и здесь. Преподобный Серафим, может быть, в своем сознании осудил своего настоятеля. И для него, имевшего такую благодать Божью, это осуждение могло быть большим грехом, чем грех разбойников, которые его избили. Понятие величины греха, как и величины добродетели, не измеряется объективным внешним фактором. Вот вам еще пример: два человека, тот и другой дали милостыню 100 рублей. Но один отдал последнее от нищеты, другой - от избытка. Теперь и судите о добродетели.
Вот почему в словах «грешнее наипаче всех человек» нет никакого позерства, а есть реальное видение себя в свете Божьей правды со своей точки зрения. Мы всегда должны судить себя не с внешней точки зрения, а со своей... Да, я самый грешный. И никто не причинил моей душе столько зла, сколько я сам. Если этого чувства нет, значит, нет еще христианского настроя, есть гордыня, самоутверждение и нет самоотречения.
Но, слава Богу, есть люди, в которых живет сознание своей великой греховности, в их исповедях нет самооправдания, потому что они действительно каются и действительно желают очиститься от своих грехов. Вот они-то и любят себя по-настоящему, по-христиански. Но таковых не так уж много.
- Я согласна, что подобное самоуничижение спасительно. Но наблюдаю я за людьми, которые недавно пришли, к вере, и тревожно. Им теперь дано увидеть то, что по слепоте духовной прежде они не могли узреть. И первое, что они видят во всей своей беспощадности, глыбу грехов своих. Как прозревшему слепому больно видеть свет, так и прозревшему духовно больно видеть свои согрешения, и некоторые впадают в транс, а христианским языком говоря, в уныние и отчаяние. То есть, страшась одних грехов, человек впадает в другие смертные грехи. Почему случается такое с душой? Ведь человек устремился к храму, пришел к нему со своею исповедью и оказался вдруг на краю пропасти, как и тот, кто пренебрег дорогой к храму.
- С любого коня можно упасть по обе стороны. У одного - нераскаянность и падение. У другого уныние от видения собственных грехов и тоже падение, но уже с другой стороны. Отчего может появиться такое уныние? Вот перед вами два человека, познавших свой тяжкий грех перед Христом, Иуда и Петр. , Оба согрешили примерно одинаково. Предательство Иуды и отречение Петра... Кто будет измерять, какой из этих грехов тяжелей? Оба они признались сами себе в своем грехе. Но Иуда кончил жизнь самоубийством - удавился, а Петр очистился и был возвращен в апостольский чин. Важно не абстрактное покаяние, а важно покаяние именно перед Христом. Петр, когда после отречения увидел Христа, и их взгляды встретились, вспомнил предостережение Учителя. «Пропел петух, и вышед он плакал горько». То есть Петр покаялся о тяжком грехе отречения перед очами Христа. А Иуда? Иуда понял, что он предал кровь невинную, он понял весь ужас, всю тяжесть своего греха, но его взор со взором Христовым не встретился. Когда он понял, когда осознал весь ужас содеянного, он пошел к убийцам Христовым и перед ними каялся, а не перед Христом. Между Петром и его грехом стоял Христос. Между Иудой и его грехом Христа не было. Вот когда мы один на один с грехом без Христа в душе, тогда и наступает уныние, отчаяние и гибель. А когда между мной и грехом Христос, распятый за этот грех. Искупитель, взявший его на себя, тогда - слезы вины, покаяния и радость прощения.
А между Иудой и его грехом не было Христа, хотя Христос еще был жив и Иуда мог посмотреть ему покаянно в глаза, как Петр. Более того, между Иудой и его грехом стали убийцы Христовы...
Дьявол не дремлет. Он сначала человека от покаяния удерживает, но когда видит, что бесполезно, что человек кается, тогда он действует иначе. К себе тянул - не получилось, тогда он толкает от себя. А какая дьяволу разница, с какой стороны человек упадет? Лишь бы сбросить его с коня.
Сначала он говорит: «Да ничего страшного, у тебя нет грехов. Какие это грехи?! Пустое, вздор. И все, что ты сделал, имеет естественное оправдание». Но не послушался его человек, совесть верх взяла, тогда дьявол действует наоборот: «Каешься? А посмотри вот у тебя еще какой грех, а вот еще какой. А это что? А это? И ты еще на что-то надеешься? Да ты посмотри на себя!»
И он - убийца Христов - заваливает вас этими грехами, как камнями. Когда между грешником и его грехами стоит дьявол, Каиафы стоят - убийцы Христовы, тогда и приходят отчаяние и гибель.
А мы должны знать об этом и только пред Христом каяться, тогда не будет отчаяния. И величайшее самоуничижение святых, которые каялись так, что на лицах их были борозды от слез, не приводило их к отчаянию. И чем более они каялись, тем более просветлялись, ибо обретали радость прощения и возвращения в свой первозданный чин - чин сынов Божьих. Это очень важно, что должно быть не просто покаяние, а покаяние пред Христом, на себя наши грехи взявшем. Ведь Христос сказал не просто «отвергнись себя». Он сказал еще и «следуй за Мной».
А если заниматься самоанализом, самокопанием, самоотречением без следования за Христом, то это значит идти по пути Иуды, он тоже самоотречением занялся, но за Христом не пошел. А в общем-то мог бы. Ведь Христос еще был жив. Но он этого не сделал.
- А вам Иуду жалко?
- Это вопрос очень серьезный. Есть у Юрия Нагибина небольшая повесть или рассказ, который вызывает жалость к Иуде и даже отвращение к Петру. Это страшное сатанинское произведение.
Что значит пожалеть Иуду? У одной английской писательницы есть очень сильная с художественной точки зрения повесть «Печаль сатаны». И я сам слышал, верующие, которые познакомились с этим произведением, говорили: а мы теперь не боимся сатаны, нам его жалко...
Важно, что пожалеть. Пожалеть человека? Да. Если говорить об Иуде как о человеке из Кариота, то естественна жалость к этому человеку. Но ведь сказано в Евангелии, что во время тайной вечери вошел в него сатана.
- Л сатану надо ненавидеть. Единственно кого должен ненавидеть христианин, - сатана и его легион.
- Вот именно. А не печалиться и не жалеть. Ведь поступок Иуды - это поступок сатаны. А Господь говорит: соблазны должны прийти в мир, но горе тому, через кого. Поэтому пожалеть человека, который не прободрствовал над своей душой, став орудием сатаны, это можно и должно. Но есть здесь тонкий момент: как бы, жалея этого человека, не пожалеть сатану, как бы с жалостью такой самому не войти в это сообщество дьявольское. Вот с этой точки зрения Иуду должно ненавидеть. Не так, что: ох, встреть я его, я ему бы отомстил! Кстати, есть такое художественное произведение «Камо грядеши», и там один христианин с огромной физической силой услышал, что Иуда, оказывается, остался жив, так он был готов добить его. Подобных чувств у нас, конечно, не должно быть. Мы должны жалеть о том, что человек стал орудием дьявола, но мы не должны жалеть дьявола, дабы не стать соучастником зла. Зло мы должны ненавидеть.
Кстати, у Некрасова есть такие хорошие слова: «Тот не научится любить, кто не умеет ненавидеть»...
- Мне теперь, когда на многое открылись глаза, кажется, что слова эти роковую роль сыграли. Ненависть взяли на вооружение революционеры и сделали, все, чтобы она победила. Не буду идти по историческим и лагерным этапам бедного нашего Отечества, но очевидно, что через кровь и ненависть учили нас любить социализм. И крах сегодняшний за то расплата.
- Эти некрасовские слова следует дополнить: тот не научится любить Бога, кто не научится ненавидеть сатану...
- Но дело в том, что революционеры, взяв некрасовские слова на вооружение (без Бога и сатаны), очень успешно учили ненавидеть.
- Позволю тогда уточнить, в чем разница между революционерами и христианами. Это четко сформулировал Александр Исаевич Солженицын. Он говорит, что революционеры всех времен (берем их в самом лучшем, «благородном» варианте) всегда ненавидели носителей зла и боролись с ними. А христиане ненавидят само зло и борются против него за спасение этих носителей зла, за спасение образа Божьего в человеке. И как результат - революционеры губят носителя зла, но зло как в жертве, так и в палаче продолжает свое существование.
А христианин, ненавидя зло в человеке, до последнего любит человека и сражается за него. Вот и получаются разные совсем миссии. Задача революционера - уничтожить, а задача христианина - спасти. Революционером движет злоба и ожесточение, христианином - любовь. Но, повторяю, тот не научится любить Бога, кто не умеет ненавидеть сатану. Вот она, формула любви к ближним, к миру и к себе. Ум свой опусти в сердце и уже оттуда воззови к Богу - вот он, путь к гармонии, путь от руин и хаоса к небу.
+++
«Познавши свою греховность, не будь холодным ее зрителем, не проходи мимо с таким же равнодушием, как ходят по чужому, запущенному и заросшему дурною травою полю... Сердце огрубевает от греха. Как чернорабочий человек естественно грубеет от свойства своих работ, так грубеет сердце человека, который сам себя предает на черную работу греху. А ты возбуди чувства, составляющие сущность истинного покаяния: печаль, что оскорбил Бога, стыд, что довел себя до того, жаление, что мог, да не воздержался, и досаду на себя и свой произвол... Пусть горит в них душа, как в огне; чем больше будет гореть и чем сильнее горение, тем счастливее». | ||
| --Размышления и исповедь кающегося грешника. Издание Русского Пантелеимонова монастыря. 1909 г. | ||