А на том берегу незабудки цветут

Материал из EniseyName.

Перейти к: навигация, поиск

[править] Рецензия на летопись “Река жизни Виктора Астафьева” (составитель – В.Г. Швецова, научный редактор – А.Ф. Пантелеева)

Когда течет река, течение ее непременно стерегут берега. В согласии с рекою, то отступая, то наступая. Что же виднеется на берегах жизни астафьевской? Я вглядываюсь в них и вижу незабудки. Ох, как их много! Да его берега все в цветах! Ни у одного русского писателя нет их столько, сколько у Астафьева. На встречах с читателями Виктор Петрович любил повторять свою собственную притчу о том, что, когда Господь засевал землю цветами, утомился, когда уже был над Сибирью, взял да и высыпал всё цветущее семя на эту землю. Оттого так дивно расцветает она в недлинное сибирское лето.

Вот таким изобильно цветущим было и слово писателя Астафьева, равного которому не было и не будет, ибо Богом сеянное и дарованное никому не дано повторить. Он был дарован нашей русской земле в эпоху оскудения русского слова, русской православной веры, когда убивали русскую душу. Дарован как бы напоследок, как даруется иногда кусок заповедной земли, в память о том, какой она была до того, как понаехали машины и люди и изнахратили ее. И все меньше и меньше на русской земле таких заповедных кусочков. “Что за бедствие, что за напасть на нашу землю?” – со слезами вопрошал писатель в своей знаменитой статье “Вечно живи, речка Виви!”

Эта напасть продолжается и сейчас, когда Астафьева нет. Но есть река и заповедные берега его жизни, цветущие в неповторимом цветении. Откройте эту астафьевскую летопись, и вы потрясенно замрёте от живого неубитого русского слова и живого неубитого мира русской души. Господь подарил России огромный кусок заповедной асатфьевской земли для того, чтобы все люди, чьи души протестуют против того, чтобы их калечили, могли припасть к этому воскрешающему душу, животворящему источнику.

Никогда уже не будет у русского народа такого богодарованного писателя, как Астафьев. “Но, – как писал Виктор Петрович в своей небольшом очерке об Александре Сергеевиче Пушкине “Награда и мука”, “за мертвым гением остается яркий след, и время и пространство пронизаны тем светом и теплом вспыхнувшей жизни, которая воистину бесконечна оттого, что открытия и откровения, им сделанные, оставшись с нами и в нас, делают человека лучше и чище. И лик его высвечивают, и разум просветляют, и любовью к ближнему награждают”.

Вот почему, когда пускаешься в путешествие по “Реке жизни Виктора Астафьева”, так тянет к ее цветущим берегам. Как сетовал Виктор Петрович на неблагодарный род людской, к которому причислял и себя: “Всё-то нас тянет на обочину, в темный лес, в лешачьи болота...” Но астафьевская река чиста, хотя временами бурлива, иногда даже кажется, что она вот-вот тебя опрокинет с твоей лодчонки, так начинает трясти, как на знаменитых Казачинских порогах, которые он с такою силою описал. Тогда, доверяясь детскому опыту писателя, надо просто лечь на дно своей лодчонки и переждать это устрашающее трясения разбушевавшегося в своем справедливом гневе гения.

Трудно читать правду писателя-фронтовика, который не в окопах сидел, а был там, где убивают и вынужден был сам убивать. Трудно после советского военного литературного глянца читать о солдатах, в живую намотанных на гусеницы танков, о раненых, кричащих от нечеловеческой боли, заживо съедаемых копошащимися под гипсом червями. Книгу “Прокляты и убиты” или любую иную можно закрыть. Но не выбросишь эти военные и послевоенные “казачинские пороги” реки жизни Виктора Астафьева. Летопись этого не даст. Да, больно смотреть на берега, искореженные войной, это вам не фильм, с которого можно переключиться на юмористическую передачу, это – жизнь писателя Астафьева, которая, как у всякого гения, была для него “наградой и мукой”.

И как же это дивно, что нас, пустившихся в плавание по реке его жизни, ведет сам писатель. Не экскурсовод, пусть самый замечательный и красноречивый, повествует о ней, а сам Астафьев. Его голос звучит в летописи, доминирует, охватывая массу событий и людей, поднимаясь на такие же завораживающе высоты, как голос Ефима Копеляна в знаменитых “Семнадцати мгновениях весны”. Как бы посмеялся Виктор Петрович над этим моим сравнением! И смех этот был бы искренним, а комментарий остроумным, как это было всегда у писателя.

Как искренни создатели этой удивительной, не похожей на другие книги-летописи, родившейся в родимой его Овсянке. продиктованной истинной любовью к писателю. Впрочем, мир еще не понял, что это за звезда просияла, чей свет неистребимо сиятелен и сейчас на литературном небосклоне России – России, растерзанной от безверия, России, ввергнутой в очередной хаос и в очередное гражданское противостояние. Как оно разрывало сердце писателя на последнем повороте реки! Какие силы ненависти обрушились на него, устремляющегося к заветному Божьму океану, “идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная”.

Сколько раз эти молитвенные слова слышала я из уст Марии Семеновны – верной спутницы жизни, высмотренной будущим писателем в потоке девушек в военной форме на фронтовой дороге. “А выходила-то я замуж не за писателя, а за кривого на один глаз солдатика!” – говорит Мария Семеновна. Одним глазом да рассмотрел дважды раненый солдатик будущую жену. И он тоже никак не мог полагать, что встретил не только жену, но и будущую писательницу со своим негромким, тихим, но таким же искренним голосом, как у него.

Ах эти тяжкие последние крутые последние повороты реки его жизни! Сколько раз Астафьеву приходилось кричать от боли за одураченный народ, за Отечество, которое, как легкую добычу рвали на куски “хозяева жизни”. И в этом противостоянии не мог писатель с его искренностью, совестливостью, обострённым чувством справедливости сидеть и отмалчиваться. В “уличные” политические драки втянуть его было нетрудно, с отчаянием качинского хулиганистого подростка ввязывался он в них, как только видел какую-то вопиющую несправедливость, чем и пользовались умники, умело пользуя Астафьева с его мировым именем в своих целях. Да, драться он не боялся. А река Кача с деревянными окраинными домишками Красноярска не зря мною сейчас вспомнилась, помнит она Витьку-драчуна!

“Много запальчивости, много лишнего, много вздорного наговорил я за эти быстротекущие годы, особенно в интервью и разного рода беседах с корреспондентами разных газет, журналов и изданий”, – не без горечи признавался писатель, чуток охолонув от политических баталий. Но как же пользовались этим те, кто ненавидел писателя, как хотелось им подбежать сзади из вылизанных “подворотен” своих и больно укусить Астафьева! Ведь один укус знаменитого писателя с мировым именем делал и их имя знаменитым!

С этими рваными ранами, не успев залечить их, так и доплыл рядовой Астафьев до заветного океана. И влилась астафьевская река жизни и все, что было высокое, все что было одарено цветением и озарено светом, в небесный мировой океан, вернулась душа к Богу, но до сих пор омывает она нас своими чистыми водами. Особенно, когда читаешь такую летопись. Бог им судья, его ненавистникам. “Смерд, чернь не любит того, кто выше него поднимается, сдёргивает его с высоты наземь, светоносного посланника небес, пытается сделать себе подобным, уложить его в землю рядом с собою, хотя бы мертвого, и таким образом, сравняться с ним”, – писал Астафьев в своем эссе о трагической судьбе любимого его Александра Пушкина. Как видите, все повторяется в мире, где идет постоянная охота за небесными посланцами, так ненавистен силам тьмы их свет.

Будто утешая нас на будущее, писатель сказал: “Но за мертвым гением остается яркий след, и время, и пространство пронизаны тем светом и теплом вспыхнувшей жизни, которая воистину бесконечна оттого, что открытия и откровения, им сделанные, оставшись с нами и в нас, делают человека лучше и чище. И лик его высвечивают, и разум просветляют, и любовью к ближнему награждают”. Вот почему покрыты берега астафьевской реки жизни незабудками, а еще сотнями и сотнями удивительных цветов, которых так много только в Сибири.

Рекомендуя эту рукопись к печати, уверена в том, что она будет востребована читателями. Такую книгу давно уже ждут.

Валентина МАЙСТРЕНКО, член Союза журналистов России, главный редактор издательства “Енисейский благовест”

Личные инструменты