74. Протоиерей Всеволод Шпиллер. Слово в неделю о Страшном Суде

29.02.76.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Перед Великим Постом Церковь призывает нас к покаянию, готовит к нему, ставя нас перед Божиим прощением и перед Божиим судом, перед Его милосердием и Его правдой. Неделю тому назад вы слышали притчу о блудном сыне, видели Отца, выходившего навстречу кающемуся с распростёртыми объятиями, радостно прощающего сыну всё, надевающего на руку его перстень, облекающего в лучшие одежды, зовущего и другого сына, брата кающегося, разделить Его Отеческую радость прощения...

Мы с вами, наверное, помним, как блуднице прощён был плотской грех, в котором она жила, как разбойнику простились его злодеяния, мытарю — корыстолюбие. А вот сейчас Церковь говорит нам о Страшном Суде, о неизбежности дать ответ за всё, что мы делали в нашей жизни здесь. И больше: за всё, чем жила душа наша здесь, что было в нашей душе, в наших чувствах, в наших мыслях. За всё...

Каяться можно пока есть время. Но времени придёт конец. И когда его не будет — а его не будет — исправить сделанное в нём уже нельзя. Тогда откроются книги жизни каждого из нас и будет суд, потому что Божие милосердие не отменяет Божией правды. Это значит, что ни на минуту не теряя надежды на милость Божию и на прощение грехов здесь, пока есть время, ни на минуту нельзя забывать о том, что там, когда времени уже не будет, нас ждёт Страшный, очень Страшный Суд!

Это открыто людям Господом на языке притчи, то есть на образном, символическом языке. Слышанное вами в сегодняшнем Евангельском чтении сказано применительно к ограниченным возможностям человеческого понимания последних тайн бытия в образах конкретного внешнего события, которое, конечно, как и во всякой притче, совершенно исключает буквальное понимание. Эти образы нужно понимать в их глубочайшем внутреннем смысле.

Большею же частью они понимаются так упрощённо и натуралистично... Сделавшись традиционнымми и широко распространёнными в верующем народе, эти наши представления о Страшном Суде разве не слишком здешние, земные? Страшный Суд это не мздовоздаяние, похожее на здешние мздовоздаяния, с той разницей, что даже и за самые страшные преступления здесь наказывают не так строго. На Страшном Суде за грехи, которыми человек грешит несколько десятилетий или меньше — да и то: не всё же время только грешит! — он карается Богом, который есть Любовь, на веки вечные бесконечными мучениями? Не входя глубоко во внутренний смысл притчи, мы представляем себе, что суд разделит людей: одни пойдут одесную (направо) — в рай, другие ошую (налево) — в ад. Отец и мать будут наслаждаться вечным райским блаженством, а сын или дочь, которых они всю жизнь любили больше себя, будут мучиться вечными, не имеющими конца, страшными муками?.. Подумайте же: каково будет это их блаженство в раю рядом с адом, в котором в вечном пламени геенны огненной будут невыразимо страдать не только их любимые дети, а, может быть, и большинство людей?

Временные здешние муки некоторых из нас ужасают. Видя их, или даже только зная, что они есть, эти люди не в состоянии чувствовать себя хоть сколько-нибудь счастливыми: их любят, они любят, у них прекрасная семья, они заняты любимым делом, но вокруг столько страдания!.. Эти люди так похожи на Самого Христа, они так близки к Нему, братья и сёстры! Ведь их сердца наполнены сострадательной любовью, которой возлюбил, и которой спасал мир Господь Иисус Христос. Нет, христианское нравственное сознание мучается здешними муками людей, христианская душа мечется, сознавая невозможность освободить от них мучающихся. В нашем мире нет ничего выше сострадания и жалости, объемлющих не только безвинных страдальцев, а и злых... Поэтому христианское нравственное сознание не может примириться с упрощёнными, натуралистическими представлениями об аде и его вечности.

Допустить существование ада с бесконечно продолжающимися в нём муками не позволяет нам не одно нравственное сознание, но и наша вера в Одного, Единого Бога и только в одно Царство, которому «не будет конца», в Царство Божие. Никакого другого царства наряду с Божиим Царством быть не может. Бог зла не сотворил. Вечен Всеблагой Бог, и рядом с Божественной вечностью не может быть ещё одной такой же вечности, только злой, адской, дьявольской. Когда-то персы — язычники — верили в двух богов: бога добра и бога зла. Но даже в этом языческом религиозном дуализме бог зла, в отличие от бога добра, считался не вечным!

Вечность Божественная, Царства Божия — это одно. Та же, о которой образно говорится нам в притче о Страшном Суде, вечность адских мук — совсем другое! Святые отцы и учители Церкви учат нас это различать. Так св.Григорий Нисский — великий тайновидец, как и св.Исаак Сирин — духоноснейший среди духоносных — со всей убеждённостью своей истинно православной веры и духовного проникновения в тайны сокровенного Божьего смотрения о нас утверждают: сила зла в себе самой энергии бесконечной жизни не имеет! (То есть той же вечности, что и райское блаженство). Следовательно, столь распространённые представления об адских муках как об ужасающей самое простое нравственное сознание вечной, навсегда застывшей гримасе зла, неверны. Двух параллельных вечных царств — Божьего и дьявольского — в вечности не может быть. Наша вера этого параллелизма не допускает, такого их сосуществования не принимает. Истинно вечное Царство только одно — уготованное благословенным Отцом Небесным ещё прежде сложения мира (Мф. 25,34).

Но ад есть! Тайну его Господь приоткрывает нам в мере, в какой может её вместить изумевающий перед ней ум. Но не с тем, чтобы устрашить, чтобы запугать нас, а с тем, чтобы призвать к духовному бодрствованию и ответственности за весь наш земной жизненныё путь. Страшный Суд будет потому, что грех нельзя не изжить, потому что примирение с ним невозможно ни для святости Божьей, ни для правды Божьей. И кара за него неминуема.

Каждый будет поставлен перед собственным предвечным образом во Христе, перед образом Божьим, вечным, в себе. И в свете образа в себе Самого Христа он увидит собственную действительность. Какое страшное сопоставление! Оно одно уже — Страшный Суд! Вот — чем я мог и должен был быть, если бы хотел в самом лучшем и верном смысле быть «самим собой», и вот — чем оказался! Вот — вечное, бессмертное во мне, и вот — что я сделал с ним... Меч Страшного Суда не только как-то разделит людей, но каждого рассечёт до последней глубины и отделит в каждом безсмертное от смертного, от того, что бессмертия не достойно. Одно будет одесную, другое — ошую, пойдёт в огонь, чтобы сгореть, чтобы не быть... Господствующее, преобладающее в нас, в душе, решит загробную судьбу.

Разделение произойдёт в каждом из нас. Потому что разве есть среди нас совершенные праведники или совершенные грешники? Не сказано ли: «Несть человек, иже жив будет и не согрешит?» Никому не дано знать, каков может быть итог нашей жизни с этим смешением в каждом из нас добра и зла, итог, который подведёт Страшный Суд. Здесь непостижимая, недоступная, глубочайшая и сокровеннейшая тайна будущего века: как возможно разделение такого страшного смешения?..

Но Господь в притче о Страшном Суде открывает нам чем определится то, что ждёт нас после Суда. Сила жизни и здесь, и там — одна: любовь. Накормил ли алчущего, голодного, напоил ли жаждущего, посетил ли страждущего в больнице или в тюрьме? (И не непременно телесно, а и духовно). Вот что спросится с нас. Дико думать, что поэтому христианство в сущности сводится к одной благотворительности. Нужна и вера, нужно, по выражению одного учителя Церкви, приникновение к учению веры, нужен молитвенный подвиг, молитва. Но всё, решительно всё в нашей жизни должно быть проникнуто любовью. «Если говорю языками многими, а любви не имею, если имею всякое познание и веру, а не имею любви, я — ничто. Если раздам всё имение моё и отдам тело на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (I Кор.13,1-3). Без любви всё бесценно, всё мертво.

Нет, нам не дано знать каким может быть приговор над нами на Страшном Суде. Но что служит основанием для него, это открыто. Любовь всегда есть видение и восприятие абсолютной ценности любимого. Несмотря на все недостатки ближняго, каждый из нас может и должен научиться увидеть в нём и радостно воспринимать эту внутреннейшую сущность его существа. Любя человека, мы любим Самого Христа. Каждый человек только потому, что он человек, объемлется человечеством Христа, так что в каждом человеке живёт Христос. Любовь — это счастье служения любимому и Христу. И любящему всегда открывается в любимом образ Божий, образ Христа. Как ужасно мы ошибаемся, когда говорим, что любовь ослепляет. Она делает нас видящими самую высокую правду! Глазам любви к ближнему открывается в нём вечное, высочайшее, образ Самого Бога. Любовь к человеку, к ближнему, какой бы она ни была, в чём бы ни проявлялась, чем бы ни выражалась, это — любовь к Самому Христу, это служение Ему. Вот о чём говорит сегодняшняя притча о Страшном Суде.

Благоговея перед великой тайной последнего Суда над нами там, встретим слова Господа о нём как ещё один призыв к любви и к покаянию в грехах против любви. Все наши грехи — всегда грехи против любви... Пусть же сердце лучше услышит заповедь Господа о любви, на которой, по Его же слову, стоят закон и пророки.

Невыразимо страшен образ Страшного Суда, когда в сердце нет любви. Тогда Господь только и видится грозным, неумолимым, карающим и беспощадным Судьёй. Но как правы те святые отцы и учители наши, которые говорят, что для верующей любви Он — наш Спаситель, Божественная Любовь!

Притча о Страшном Суде не запугивает верующих. Спаситель указывает, как нам жить, чтобы за гробом, в единственной вечности Царства Божия, которому не будет конца, быть человеку одесную Христа. Это зов к ответственной жизни, зов Бога, который есть Любовь, любить людей, помня, что в каждом человеке — «меньшем брате Христа» — есть Христос.

Накануне Тайной Вечери, перед самыми Своими страданиями, перед Голгофой, Христос в этой притче совсем не с устрашением, а с последним увещанием обратился ко всем людям: любите друг друга, ибо только любовь переходит в жизнь вечную! Как потом говорил, следуя за Ним св. апостол Павел: Пророчества умолкнут, знания упразднятся, всё перестанет быть! Любовь же не перестаёт николиже (никогда)! (1 Кор. 13,8).

Мы отходим от слишком земного понимания услышанной нами сегодня притчи, которая изложена, как и все притчи, образным языком и стараемся вникнуть в её глубинный смысл, следуя, конечно, пониманию её святыми отцами Церкви. И поэтому так легко и радостно присоединяемся к молитвенному восклицанию:

«...Трепещу страшного дне судного, но надеюсь на милость благоутробия Твоего, Господи!» Аминь.